воть интервьюю!наверно про лошадей есть!
Как уже писала "РГ", на последнем общем собрании Ассоциации российских конезаводчиков "Росплемконзавод" в присутствии руководителей большинства российских конных заводов, ипподромов и госконюшен, президентом организации был избран глава агрохимического концерна "Акрон" Вячеслав Кантор. С ним беседовал наш корреспондент.

- Вячеслав Владимирович, чем вас лично привлекает коневодство?

- Дело в том, что с Московским конезаводом N1 связана вся моя жизнь. Мне было 8 лет, когда меня привели на конезавод родители. С тех пор, с большими или меньшими перерывами, в течение 42 лет я занимаюсь на этом конезаводе. И я помню жеребца Квадрата, пожалуй, самого знаменитого представителя Московского конезавода N1, трехкратного чемпиона орловской породы, ставшего единственной лошадью, которой воздвигли два памятника - на ВВЦ и на территории завода. Я помню его при жизни, когда своими руками кормил его сахаром. Помню незабываемое ощущение его губ. Поэтому для меня Московский конезавод N1 - это ощущение из детства, с которым постоянно идешь по жизни, без которого мне трудно представить себя.

То, что вся моя жизнь связана с лошадьми, с этим заводом - не случайность. Вот слова Маяковского "Все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь", для меня эти слова - не пустые. Хотя и не в смысле модных ныне знаков Зодиака, переселения душ и прочей ерунды. Просто я чувствую какую-то связь с лошадьми, какую-то ответственность за них. В общем, я просто люблю лошадей. Я люблю лошадей и люблю живопись... И я - счастливый человек, потому что могу огромную часть жизни посвятить этим двум своим любимым делам.

- Но вы еще и деловой человек...

- Сначала я подумал о том, что, наверное, имея определенный опыт в управлении, смог бы принести хоть какую-то пользу, может быть, не отрасли в целом, но Московскому конезаводу N 1.

В начале 1990-х конезавод оказался в очень тяжелом положении - как все государственные предприятия. Централизованное финансирование было свернуто. Поголовье лошадей резко снизилось. В общем, ситуация для завода была в чем-то даже похуже, чем во время войны.

Вот тогда наша фирма "Акрон" начала плотно сотрудничать с конезаводом, мы помогали, чем могли и, я считаю, кое-чего удалось добиться. Сейчас конезавод восстанавливается, самое трудное, безусловно, уже позади.

- Как вы оцениваете нынешнее состояние отечественного коневодства?

- Самый тяжелый период мы прошли. Казалось, что отрасль на грани исчезновения. Но Ассоциации "Росплемконезавод" во главе с ее генеральным директором Александром Михайловичем Тимченко, малыми средствами, но за счет высокой эффективности, с помощью Всероссийского НИИ Коневодства и лично директора этого института, профессора, доктора сельскохозяйственных наук, члена-корреспондента РАСХН Валерия Васильевича Калашникова удалось удержать замечательные кадры в области коневодства, замечательных директоров конезаводов, которые по-настоящему являются носителями коневодческой культуры в России.

Сейчас наша задача - элементарно систематизировать эту работу и за счет внятных, компактных, предсказуемых действий, начать трудоемкую и долговременную работу по восстановлению коневодства в России. Прежде всего это касается отечественного рысистого коневодства, так как в развитии других пород лошадей стагнации не ощущается: за счет уверенной работы на местах по-прежнему поддерживается достаточно высокий уровень племенной работы.

- В чем заключается эта систематизация?

- Ассоциация будет бороться за возвращение на постоянной основе российских конников на внутренние и, что особенно важно, на международные мероприятия - выставки, аукционы. Для этого будем искать дополнительные источники финансирования.

Кроме того, в правовой сфере мы должны незамедлительно создать высококвалифицированное юридическое бюро, которое поможет всем конным хозяйствам России, а их около 100, правильно определиться со своим юридическим статусом, правами на землю, правоотношениями с местными и федеральными органами власти, то есть позиционироваться таким образом, чтобы продолжить заниматься своей непосредственной деятельностью - племенной работой.

В экономической сфере мы должны организовать коммерческое консультационное бюро, цель которого выступить в качестве посредника между представителями российского коневодства и финансовыми учреждениями для их поддержки на кредитной или любой другой основе.

Дополнительными функциями и юридического, и консультационного бюро станут обобщение и систематизация информации, а также организация обмена опытом между предприятиями отрасли.

В научной сфере мы должны начать работу по восстановлению отраслевых периодических изданий. И первый журнал, который мы поддержим, - "Коневодство и конный спорт", где будут публиковаться технологические новинки из мира науки и практики.

Важным считаю ведение систематической работы по привлечению внимания государственных органов и общественности к проблемам отрасли, включая информационное освещение проводимых с участием Ассоциации мероприятий.

Последнее - мы предложим директору ВНИИ коневодства Валерию Васильевичу Калашникову возглавить всю научную работу в области коневодства в рамках Ассоциации.

- И все-таки, Вячеслав Владимирович, коневодство не просто не может похвастаться сколько-нибудь значительной прибылью, но связано со множеством проблем и противоречий, в том числе и законодательных. При этом вы заявляете, что собираетесь оказывать финансовую поддержку многим проектам Ассоциации. Если рассуждать трезво, с точки зрения бизнеса, насколько могут быть оправданы эти вложения?

- К коневодству, как отрасли, нельзя подходить только лишь с точки зрения бизнеса, с позиции простого извлечения прибыли "здесь и теперь". Если уж говорить о бизнесе, то скорее я бы сравнил это с таким, тоже хорошо знакомым мне занятием, как покупка произведений искусства. Хорошие, талантливые покупатели картин (Морозов, Щукин) смотрели при этом на годы, на десятки лет вперед и думали не о себе, а о стране.

Что объединяет эти два, казалось бы, совсем разных, занятия? И в том и в другом случае речь идет о национальном достоянии, причем в довольно элитной, тонкой, деликатной и вместе с тем необыкновенно важной и всеми любимой области. И здесь важны не только деньги, но прежде всего - эстетическое чувство, национальная гордость, патриотизм. И вместе с тем плох тот коллекционер или коннозаводчик, который не умеет считать деньги, не умеет сделать свое занятие прибыльным - если не сегодня, то завтра. Вот так надо работать - сочетать точный расчет, чувство прекрасного и патриотизм. Так действовали наши великие предшественники.

Я хочу привести всего лишь один пример. Со второй половины XVIII века русское частное коннозаводство переживало большой подъем. Разводились лошади, годные для кавалерии и манежной езды, но все они были иностранных кровей. Россия же нуждалась в своей сильной, резвой, выносливой лошади для транспортных целей.

Выдающийся русский адмирал граф Алексей Григорьевич Орлов, брат фаворита Екатерины II, получивший за победу над турецкой эскадрой при Чесме вторую фамилию Чесменский, поставил целью вывести новую породу лошади, гармонично сочетающей породистость, красоту сложения, сухость конституции, крупный рост, костистость, силу, выносливость и свободную резвую рысь; лошади, которая к тому же была бы способна бегать рысью по глубокому снегу. Еще до Русско-турецкой войны граф собирал в своих конюшнях отборное поголовье испанских, датских, английских, арабских, турецких, персидских и туркменских племенных лошадей. Решающий шаг Орлов сделал, когда после войны приобрел у турецкого шаха 12 жеребцов и 9 кобыл. За ценнейшего среди них, серебристо-серого жеребца дивной красоты Сметанку, граф выложил астрономическую по тем временам сумму в 60 тысяч рублей серебром. За эти деньги в России 1774 года можно было купить примерно 150 поместий или самый лучший дом (!) в самом дорогом месте - в Санкт-Петербурге с самой изысканной меблировкой. Для сравнения, тот же годовой бюджет государственного коннозаводства в 1774 году составлял "всего" около 25 тысяч рублей.

Сметанка действительно был лошадью исключительной. Он обладал большим ростом и легкими грациозными движениями на всех аллюрах. Особенно красивой была его летящая, свободная рысь. Его светло-серая шерсть имела удивительный золотистый блеск. Конь обладал еще одной уникальной особенностью: он имел на одну пару ребер больше, чем характерно для арабских лошадей, что придавало его корпусу удлиненные "упряжные" пропорции.

Орлов не рискнул отправлять Сметанку вместе с остальными лошадьми морем. Заручившись охранной грамотой турецкого правительства, под охраной конвоя, Сметанка отправился в Россию своим ходом по суше - через Турцию, Венгрию и Польшу. А чтобы он не был узнан по дороге лихими людьми, его перекрасили в нехарактерный для арабских лошадей черный цвет. И лишь через два года Сметанка достиг конного завода в подмосковном селе Остров.

Так вот, возникает вопрос, сколько же стоит такое национальное достояние, если жеребец Сметанка успел дать всего одну кобылу и четверых жеребят, через полтора года пал, не выдержав суровых условий русской зимы, но сумел образовать так называемое орловское рысистое поголовье лошадей. Сколько же стоят эти старания графа Орлова? Если бы эти 60 тысяч рублей серебром, отданных графом за Сметанку, под самые консервативные проценты, к примеру, были вложены в русские ценные бумаги, а потом после революции 1917 года переведены в английские ценные бумаги, то сегодня это национальное достояние оценивалось бы в 850 миллионов долларов.

Что же дороже: русское рысистое конезаводство или 850 миллионов долларов? Ответ прост. Хотя лошадей (как и картины) продают, хотя каждая лошадь (как и картина) имеет свою цену, но отрасль национальной культуры (а я считаю, что коневодство - это не столько производство, сколько прежде всего культура), так вот, отрасль национальной культуры цены не имеет в принципе.

- В настоящее время продажа лошадей по-прежнему не отличается стабильностью: аукционы не проводились в нашей стране с 1997 года. При этом вы полны оптимизма и предложили в следующем году провести международный аукцион в специально построенном для этого манежном комплексе Московского конного завода N1, руководство которого было вынуждено перепрофилировать его для занятий конным спортом. Может ли этот аукцион стать той первой ласточкой, которая позволит возродить систему аукционов в России?

- Я уже высказывал идею восстановления международного конного аукциона. Это большое дело, потому что сегодня престижность российских лошадей из-за чрезмерной и неограниченной экспансии немецких и американских лошадей, резко упала. У нас нет никаких ограничений, запретительных мер экономического характера, пошлин, препятствующих завозу иностранных лошадей. Кстати, эти вопросы мы также обсудим на съезде.

Чтобы возродить систему аукционов в России, считаю, нужно начать с малого - с восстановления на Первом московском конезаводе международного аукциона, который необходимо будет провести уже осенью следующего года. Ассоциация согласилась с тем, чтобы привлечь интерес к аукциону, отечественные конные заводы представят на этот аукцион лучших своих лошадей элитных пород.

Однако международный аукцион на Московском конезаводе N1 не может быть восстановлен в старом качестве, в котором многие его помнят четверть века назад, когда приезжали иностранные покупатели и за миллионы долларов покупали элитных арабских скакунов, выращенных в России. Обратной дороги к этому нет. Что мы можем сделать на этом аукционе? Мы можем привлечь на это мероприятие лошадиных дилеров, которые работают с лошадьми меньшей стоимости, но, самое главное, этот международный аукцион может осуществить возрождение национального интереса внутри России, внутри стран СНГ, к элитным породам лошадей. Потому что сегодня русское для русских стоит гораздо дороже, чем для иностранцев.

- Одной из ваших инициатив, которые вы озвучили на общем собрании Ассоциации, провести в следующем году съезд всех отечественных конюхов, людей, так или иначе связанных с коневодством. Какие цели вы при этом преследуете?

- Сегодня в этой отрасли работает свыше 500 тысяч человек, которым удается даже в условиях стагнации содержать и выращивать полтора миллиона лошадей разных пород. Мы должны соединить усилия этой громадной армии людей для того, чтобы обозначить правовой статус нашей отрасли. В самое ближайшее время мы должны разработать и предложить в Госдуму проект закона о коневодстве, а также предложить правительству России программу или концепцию развития этой отрасли.

- Как вы видите общие перспективы конного спорта в нашей стране?

- Знаете, я вам хочу сказать следующее. Самый модный у нас разговор - о патриотизме, национальной идее и т.д. И вот что в этой связи интересно. Коневодство, как, пожалуй, ни одна другая отрасль, связано с общим экономическим, но еще более того - с психологическим положением дел в России. Почему сейчас такой огромный подъем интереса к лошадям, к конному спорту?

Во-первых, конечно, потому что наступила экономическая стабилизация, потому что у людей появились деньги, потому что люди больше следят за своим здоровьем, занимаются спортом. Но, понимаете, конный спорт - все равно особый. При всем уважении к гольфу или даже к теннису я их с конным спортом не сравню. Потому, что для русского человека клюшка для гольфа или теннисная ракетка - это новая вещь, недавно появившаяся и это игрушка. Красивая, приятная, любимая - но игрушка.

А лошадь... Лошадь это не просто живое существо. Это - родное существо, родная душа, если хотите. У русского народа (как и у других европейских народов) любовь к лошади - врожденная. Крестьянский труд и воинская доблесть - хребет патриотизма, хребет национальной истории - неотделимы от лошади. Пусть символ нашей правящей партии - Медведь, но символ мощи России - Медный всадник, а символ "русского полета" - птица-тройка. Можно сказать, что любовь к лошади - это часть души нации, это память народа. Как Высоцкий говорил: "Ведь земля - это наша душа. Сапогами не вытоптать душу". И лошадь, которая эту землю защищала, которая эту землю пахала - это часть народной души.

Поэтому я и считаю, что рост интереса к конному спорту связан с ростом, с возрождением патриотизма. Причем без громких слов, почти бессознательно, совершенно естественно - вот это и есть самое важное, самое ценное. Потихоньку просыпается душа нации. В каком-то смысле с любви к своей лошади, к "лошадке" для многих и "начинается родина"...

Хотите научить подростка родину любить? Посадите его на лошадь. Ветер в ушах, свобода и поле вокруг - вот такую Россию-землю человек запомнит и будет любить всегда.

- Ты из города? Если хочешь в спорт, имей в виду, что соревнования тебе тут не светят, - сразу предупредили Витальку.

Виталька приехал из самого города только потому, что услыхал, будто в этом селе есть лошади. Лошади и вправду были - стояли каждая в своей клетушке, тянули морды в проход конюшни. Рыжие, гнедые, вороные...

Сразу-то, едва ступив в конюшню, Виталька словно ослеп. После яркого весеннего дня ему показалось тут угольно-темно, только светлел впереди прямоугольник дальних распахнутых ворот, а на его фоне четко вырисовывался силуэт худого человека. Там, где стоял человек, что-то грохотало. Виталька осторожно пошел к этому человеку, и пока шел, пока дышал запахом конюшни - сложной смесью запахов конского пота, кожаной амуниции, навоза, соломы, запаренного овса - начал различать за решетками по обе стороны от себя высоких и прекрасных лошадей.

Человек стоял посреди прохода и курил, а решетка рядом с ним вздрагивала, потому что веревка, привязанная к ней хитрым узлом, то провисала, то натягивалась до отказа со звуком басовой струны. Виталька поздоровался. За решеткой в белостенном деннике металась тонкая вороная лошадь, а веревка была привязана к желтым ремням, охватившим лошадиную голову.

Совсем рядом видел Виталька почти квадратные раздутые черные ноздри, ярко-красные внутри, видел огромные, полные ужаса глаза. Копыта стучали, копыта скользили, копыта били по стене... Лошадь пыталась подняться на дыбы, едва не падала, дергалась то вправо, то влево, до хруста натягивала веревку, извивалась всем телом, осаживая назад, лишь бы освободиться - любой ценой. Человек спокойно курил, вспыхивал оранжевый огонек, освещая худое лицо, нос с горбинкой, челку, падающую на глаза... Виталька только воздух в грудь набрал, чтобы спросить, а человек сказал:

- Ты из города? Если хочешь в спорт, имей в виду, что соревнования тебе тут не светят...

Виталька смотрел на бьющуюся лошадь:

- За что ее?

Человек неторопливо объяснил, что это не наказание, просто есть такая работа, называется "обтяжка". Годовалого жеребенка, который гулял до этого в табунке ровесников, ставят в отдельный денник. Потом на жеребенка надевают недоуздок - и, ясное дело, он совсем не радуется посторонним ремням на своей голове. Затем его привязывают - накоротко, чтобы в длинной веревке не запутался. И то, что он так сопротивляется, пытается вырваться - это нормально. Так надо. Каждый жеребенок должен понять, что веревка сильнее лошади, а человек - и подавно.

Человека звали Максимом, он был зоотехником и тренером на ферме, где выращивали для конного спорта украинских верховых. Он и сам вырос на этой ферме, здесь учился ездить верхом и прыгать через препятствия.

В пятнадцать лет он мечтал стать великим спортсменом, в двадцать мечтал вырастить лошадь мирового класса. Сейчас Максиму было тридцать два, и он уже давно не мечтал.

- Соревнования тебе тут не светят. Ясно?

Максим ждал в ответ разочарования. Не дождался. А где-то через неделю сообразил, что этот смешной мальчишка каждый день целый час едет на электричке и целых семь километров идет пешком вовсе не для того, чтобы получать медали, а просто-напросто для того, чтобы чистить и приручать жеребят, чтобы трястись в седле учебной рысью по плацу, чтобы отшагивать двухлеток после работы.

Он был совсем не таким, каким помнил Максим себя в тринадцать лет. Настолько не таким, что порой страшно раздражал, даже врезать хотелось. Но - нельзя. Почему?

Очень просто. Мальчишка быстро, не успела степь отцвести, научился ездить верхом. Так быстро учатся только дети. И страха он не знал - дети часто не знают страха боли. А в конюшне стояло шесть непроданных двухлеток, и кому-то надо было их работать, чтобы не застаивались, не теряли форму. И еще: за весной приходит лето, а за летом - осень. Время заезжать полуторников. А среди молодняка всегда найдется пара-тройка особенно зловредных паршивцев. И гораздо приятней, когда не ты, а другой летит в солому после ловкого удара копытом, когда он растирает синяки от укусов, когда не ты, а он встречается с жесткой сухой землей после того, как гнедой, которого только еще приучают терпеть на спине человека, шарахается в сторону и выдает серию жестких "козлов"...

Виталька быстро учился, во все глаза следя за Максимом, что бы тот ни делал - уздечку ли зашивал, гонял ли на корде лошадей или напрыгивал их под седлом. Следил и запоминал. Только следил без восхищения, оценивающе - а это всегда хорошо замечает тот, за кем следят. Дело в том, что ни за что на свете не хотел Виталька быть таким, как Максим. Максим лошадей бил.

- Ты пойми, Виталь, - объяснил он еще в самом начале их знакомства, - без этого никуда. Куснул тебя - по морде! Хлыстом лучше. Брыкнуть попробует - по пузу ему. И не думай, что они тебя после этого ненавидеть начнут... Да ничего подобного! Сильней бьешь - больше ласкаться будут. Нельзя не бить.

Виталька тогда в ответ промолчал. Его отец всегда говорил, что не дело младшим учить старших и не дело любителям учить профессионалов. К тому же на вид Максим был прав. Действительно, кони ласкались к нему, ерошили волосы губами так, как они перебирают друг другу на пастбище гривы. Но только все равно Виталька не мог допустить, чтобы слова Максима были правдой. Правда такой быть не должна. И он делал кое-что по-своему, а получилось, что этим задел Максима сильнее, чем если б назвал дураком. Виталька сам приручил, обтянул, научил ходить за человеком в поводу и бегать по кругу на корде одного из годовалых жеребят. И ни разу не ударил при этом. И даже не обругал.

Рыжий длинноногий жеребчик с треугольной звездочкой на лбу и высоким белым носком на левой задней ноге ходил за мальчишкой, как собачонка. Виталька часто выпускал его из денника без уздечки или недоуздка, потому что жеребенок послушно прибегал на зов. В документах он именовался Северином, а Виталька называл его Малышом.

Максим делал вид, что этого не замечает. Только один из конюхов, старый дед по прозвищу Карацупа, все равно утешил молодого начальника:

- Играется пацан... Ничего, надоест...

А тем временем городской неуклюжий мальчик и рыжий высокий жеребенок привыкали друг к другу все сильнее. Вскоре возникло между ними то чувство, которое нельзя назвать любовью человека к лошади или лошади к человеку. Просто когда они были врозь, каждому из них чего-то не хватало, и от этого делалось тоскливо и неуютно жить, а как только они встречались - все в мире становилось на свои места... Словом, все шло так, как это уже происходило тысячи раз в тысячах городов и сел, с тысячами людей, с тысячами лошадей.

В конце весны всех годовичков уже обучили бегать на корде, в начале лета стали напрыгивать, к концу лета учебные препятствия сделались выше. Недели уходили незаметно, как всегда это бывает у тех, кто занят трудом.

Как и положено, за летом наступила осень. Время, когда у маток отбивают родившихся весной жеребят. Время, когда начинают приучать к седлу полуторагодовалых. И еще, к сожалению, осень - время, когда начинается учеба в школе.

Приходилось теперь Витальке все утро и еще полдня тратить на уроки. А после последнего звонка мчаться на вокзал, чтобы успеть на электричку. И всю дорогу в набитом людьми, качающемся вагоне, и потом, шагая по узкой асфальтовой дороге между перепаханных осенних полей, ждать... Ждать, когда, наконец, вдохнешь родной запах конюшни, когда услышишь заливистое ржание в ответ на вкрадчивое: "Малыш-ш-ш-ш...".

На конюшне время пролетит до обидного быстро, не успеешь отработать трех лошадей, как уже стемнеет... Что ж, тогда - снова на станцию, снова вагон электрички, уже почти пустой, холодный и полутемный. В нем надо будет отыскать лампочку поярче, устроиться под ней на жесткой деревянной скамье и решать примеры по алгебре или учить физику... А дома быстро съесть все, что дадут, упасть на кровать - и провалиться в сон. В сон, в котором будешь продолжать чистить, седлать, рысить, галопировать, отшагивать.

Максим тихо радовался, что городской продолжает приходить и сейчас, когда два десятка брыкучих полуторников надо приучить терпеть всадника, слушаться повода и шенкелей - сельских-то пацанов на конюшню силой не затянешь. Виталька ходил весь в синяках, у него постоянно что-нибудь болело, но зато он сам, без помощи Максима, заездил двух жеребчиков и одну кобылку. И решил, что Малыша начнет учить попозже, когда опыта чуть поднаберется.

Но не вышло. В один из осенних прозрачных дней издалека увидел Виталька у конюшни длинный автофургон возле фермы. Осень - это время, когда продают полуторников. Он побежал. Рюкзак бился на спине, острыми уголками учебников подгоняя бежать быстрее.

Конечно, дыхание скоро сбилось, пришлось перейти на неровный торопливый шаг, но все же Виталька успел. Успел вовремя, как раз тогда, когда по дощатому настилу Максим пытался завести в машину имущество совхоза по кличке Северин. Жеребчик идти не хотел, упирался, осаживал, пытался встать на дыбы...

Максим издалека заметил на прямой дороге знакомую фигурку и заорал:

- Эй! Виталь! Давай сюда - поможешь!

Виталька... Виталька так растерялся, что послушался. Младшие должны слушаться старших. Любители не учат профессионалов. Лошади принадлежат совхозу. И должны знать эти лошади, что человек сильнее всех.

В руках Витальки Малыш мигом успокоился и послушно зашел в коневозку. Виталька сам привязал его к толстому поперечному брусу. Жеребята в кузове фургона стояли очень тесно, разделенные лишь дощатыми перегородками. Сосед Малыша, гнедой Наполеон, вспотел от страха и мелко дрожал. Витальке стало трудно дышать, в глазах защипало. Он похлопал Малыша по шее, угостил яблоком и поклялся себе узнать, куда его везут, заработать денег и выкупить...

- Вылезай давай! Чего застрял!

И Виталька послушался, медленно пошел из темного кузова на свет, чувствуя, что сердце его разрывается надвое, и одна половинка остается внутри коневозки.

Он сел на низкую лавку возле распахнутых ворот и смотрел, как по щербатому асфальту мимо него переступают тонкие сильные ноги - рыжие, гнедые, вороные, шаркают грязные кирзовые сапоги... Жеребят все вели, все стучали и стучали аккуратные копыта... Потом, видно, погрузку закончили - долго стояла тишина, только стрекотал вдалеке на молочной ферме трактор и одинокая собака лаяла в селе.

Но вдруг завелся мотор - Виталька вскинул глаза и увидел, как тронулся "КамАЗ", покатился вперед, умело развернулся, выехал на дорогу. Максим, устало ступая, подошел и сел рядом с Виталькой. Фургон на прямой дороге становился все меньше, пока не потерялся у горизонта.

Максим чиркнул спичкой, закурил.

- Куда их купили? - мрачно спросил Виталька.

- В Харьков. - Максим затянулся сигаретой и выпустил большое облако дыма. - Классно... От пятнадцати избавились. Я думал, два раза придется машину гонять, а за один раз управились... Правда, напихали как селедок в бочку...

- А куда - в Харьков?

- Ты что?! - весело удивился Максим. - В гости собрался?!

Виталька промолчал. Максим похлопал его по плечу, словно жеребенка:

- Да брось ты! Это у тебя детство в ... играет! Думаешь, привезут твоего рыжего в Харьков, там и будет стоять? Ага, как же! Уйдет дальше в Россию, а может, и за бугор... Вот так. Да не кисни ты, вон Занзибар остался, Магнитка... Я ж не дурак - самых классных вперед продавать. Вообще-то говоря, Северин твой прыгал так себе, средненько... А лучших я оставил... Нет, хочешь - выбирай себе любого из отъемышей! Там бегает в базу один такой - просто супер! От Гротеска и Малюты. И кличку сам ему придумаешь... Работай!

Виталька молчал. Максим посмотрел на него внимательней и посоветовал:

- Да ты не переживай. К каждой лошади привязываться - сердца не хватит.

Виталька вскочил, подхватил с земли рюкзак с учебниками, закинул его за спину и пошел, не попрощавшись. Максим подумал, что мальчишка обиделся. Но это было не так. Просто Виталька не хотел, чтобы Максим видел, как он плачет.

***
Снова он приезжал каждый день из города, и все было как всегда - переодеться, чистить, седлать, гонять на корде, работать под седлом... Все было, как всегда, просто иногда Витальке казалось, что в конюшне, полной лошадей, пусто. Или это внутри у него пусто. И утешал он себя мыслями, что зато у Малыша будет все хорошо, попадет он в английскую или немецкую конюшню, где будут его хорошо кормить и пылинки сдувать с рыжей шкурки...

Неделю спустя Максим сказал ему:

- А твоему рыжему не повезло...

У Витальки стало холодно в животе.

- Подкололся. Жить надоело, - усмехнулся Максим и двинулся куда-то по делам, но Виталька его догнал и даже за руку схватил. Пришлось объяснять:

- Понимаешь, этот придурок начал в пути биться, сломал перегородку и обломком доски распорол себе брюхо... Глупое животное... Приехали в Харьков - а он уже холодный... Э, Виталь! Да слышишь, ему повезло! Считай, отмучился - и больше никаких неприятностей!

Виталькино лицо застыло скорбной маской. Смотреть на него было ужасно смешно, Максим едва сдерживал улыбку, пока утешал:

- Ты же мужик… Ну сдох - и сдох. Лошадь вообще меньше человека живет, он бы по-любому раньше тебя умер. Я раньше тоже из-за каждого переживал!

Виталька сказал:

- Я - все. Я больше не приду.

- К-куда ж ты денешься... Придешь. Это ж тебе не шахматы - бросил и все. Не бокс. Не футбол. Это - как любовь... Лошади тебе потом сниться будут. Будет казаться, что за окном копыта стучат. Не выдержишь, вернешься.

Виталька резко повернулся и бросился прочь.

Он шел по узкой дороге, ступая так осторожно, словно боялся сделать ей больно. Слева поля, справа... Впереди, почти у горизонта, белел кубик железнодорожной станции в окружении золотых наконечников копий - полуоблетевших пирамидальных тополей.

Небо было осенним, прозрачным, высоким, с тонкими прожилками розовых облаков у горизонта, там, куда уходила дорога. Мир был огромным и пустым. Виталька был в этом мире один.

…Через три недели Максим забрал себе Виталькины кирзовые сапоги. Они были чуть маловаты, но зато не протекали, а как раз начались осенние дожди.

Хоть и говорил Максим, что на земле есть вещи сильней человеческой воли, Виталька на конюшню больше не пришел никогда. А лошади ему действительно снились. Почти каждую ночь. Рыжие, гнедые, вороные... Он с ними бегал наперегонки по широкой долине прохладной речки, по короткой сочной траве, под ласковым теплым солнцем. Только был в этих снах Виталька не мальчиком тринадцати лет. Он был украинским верховым жеребенком, рыжим жеребчиком с треугольной звездочкой во лбу и высоким белым носком на левой задней ноге...

Людмила ПИВЕНЬ

еще немного от меня!!!!!!!!!!!!))))))))

да ладно!!!!....я это вместо картинок!я их почемуто не смогда найти!(((((